По ту сторону отчаяния

Ноябрь,    воскресенье, 20:03. Из прихожей донесся   противный   металлический     звук. Кто-то открывал дверь. Раньше ключи от этой квартиры были только у меня и мамы. Теперь мамин ключ у Потапова. Я не хотела его видеть. Я никого не хотела  видеть!  Повернувшись  к  стене, подтянула повыше плед — меня почти все время знобило. Послышался шум льющейся воды, затем шаги и приглушенное чмоканье дверцы холодильника.

— Алина, ты опять ничего не ела? Я укрылась пледом с головой — меня нет, я в домике.

Снова шаги, теперь уже рядом.

— Я же знаю, что ты не спишь. Аля, ты меня слышишь?!

Мне не хочется разговаривать, но Сергей настырный, он не отстанет, если не отвечу.

— Слышу, — шепчу, продолжая пялиться в стену.

— Почему ты не поела?

— Не хотела потому что…

— Так больше продолжаться не может! — он сдернул плед, насильно заставил сесть на кровати, сам опустился передо мной на корточки и взял мои ладони в свои руки. — Алька, родная, я знаю, как вы с мамой были близки, и прекрасно понимаю, как тебе тяжело. Но нельзя же, черт возьми, хоронить себя заживо! Никто ни виноват в том, что Светлана Антоновна умерла!

— Я виновата… — щекам стало горячо от слез. — Если бы успела достать нужную на операцию сумму… — Глупости! — Сережа до боли стиснул мои ладони. — У твоей мамы была четвертая стадия и метастазы почти во всех внутренних органах. Ее ничего не могло спасти, понимаешь? Ни-че-го! И тот врач, который предложил операцию, знал, что Светлана Антоновна обречена, он просто хотел содрать с тебя денег.

— Все равно я виновата. Если бы заставила маму каждый год проходить обследование, мы бы…

— Во-первых, заставить что-то сделать можно только пятилетнего ребенка, да и то не всегда. А во-вторых, у твоей мамы была рабдомиосаркома, которая развилась меньше чем за четыре месяца. Так что перестань себя казнить… Пойдем погуляем, а? Тебе нужно проветриться.

Я представила, как нам навстречу идут веселые счастливые люди, и испуганно помотала головой:

— Нет! Не могу!

— Тогда сейчас покормлю тебя. Учти, будешь сопротивляться, накормлю насильно. Посмотри, на кого ты стала похожа!

— Сделай мне, пожалуйста, горячего чаю, — попросила я.

— Сейчас. Но попьешь его на кухне. Тебе хотя бы по квартире ходить нужно, раз на улицу не выходишь. Которые сутки лежишь, скоро пролежни появятся. Набросив на плечи плед, я послушно побрела за Сергеем. В прихожей случайно увидела свое отражение в зеркале: мятая несвежая пижама, давно немытые волосы, черные круги под глазами. Раньше пришла бы в ужас, но теперь мне безразлично… Сев за стол, зябко поежилась: господи, ну почему так холодно? Тронула батарею — горячие.

Значит, холод не в квартире, а у меня внутри.   На   полу возле холодильника стоит пузатый пакет с логотипом супермаркета, из пакета выглядывает завернутая в пленкусырая курица. При виде жирной бледной тушки к горлу подступила тошнота. Я быстро отвернулась от пакета. Но Сергей успел перехватить мой взгляд и пояснил:

— Сейчас куриный суп приготовлю, рыбу поджарю, кашу сварю. Там еще фрукты, йогурты, творог, сыр. Тебе на пять дней хватит.

Я молчала, грея ладони о чашку с чаем.

— Завтра утром в командировку еду, — ответил Сережа на вопрос, который я и не собиралась ему задавать. — Пробовал обмазаться — не получилось. Но я буду тебе звонить. Часто.

Я пожала плечами: мне было совершенно все равно. Отставив чашку с недопитым чаем, я вернулась в комнату.

— Хочешь, я сегодня с тобой лягу? — спросил Потапов. — Просто обниму, чтобы согрелась.

— Нет. Не хочу…

Он вышел. На кухне долго звякала посуда, потом за стенкой стукнула дверца шкафа — Сергей стелил себе на диване в гостиной. Тишину нарушали только тиканье часов и негромкое похрапывание друга. Счастливец, он может спать. А мне не помогают даже таблетки снотворного. Сколько их еще впереди — бессонных, холодных, пустых, нескончаемых ночей? Ноябрь, среда, 18:49. Снова сверлом в мозг вгрызается мерзкий зуммер мобильного. Он терзает меня, почти не переставая. Я не отвечаю, даже на экран не смотрю, чтобы узнать, кто звонит. Потому что единственный голос, который я хотела бы услышать в трубке, — мамин. Но она не позвонит. Никогда. Знаете, что самое страшное, когда умирает близкий человек? Не рвущая душу мелодия похоронного марша, не глухой стук комьев земли по крышке гроба, не траурная рамка на фотографии, не бессонные ночи в опустевшей, похожей на склеп квартире. Самое страшное — это безжалостное слово «НИКОГДА». Никогда больше мама не заглянет ко мне в комнату и не позовет: «Алиша, пойдем чаевничать, я эклеры купила», никогда не выйдет на балкон, чтобы на прощание помахать мне рукой, никогда не поцелует перед сном. Даже не накричит за то, что снова бросила свою одежду на кресло, вместо того чтобы повесить в шкаф… Мамочка, родная… Если бы я только знала, что ты уйдешь так рано и так внезапно, ни за что не огорчала бы тебя! Я была бы примерной девочкой, всегда вовремя приходила бы домой, не заставляла бы беспокоиться, когда до утра зависала с компанией в ночных клубах, и ответила бы взаимностью на многолетнюю преданную влюбленность Сергея. Я ведь знаю, как он тебе нравился и как ты хотела, чтобы я вышла за него замуж и подарила тебе внуков. А я в ответ только смеялась и говорила, чтобы не приставала с глупостями и что Потапов мне просто друг.

Мамочка, он не просто друг. Он — единственный и очень верный друг. Сейчас, когда мне плохо, он все время рядом. Ты, как всегда, права: Сережа хороший, добрый, заботливый. Лучшего парня мне не найти. Обещаю, как только окончится траур, я выйду за него замуж. И ты, хотя бы оттуда, из своего запредельного далека, сможешь порадоваться внуку или внучке. Хочешь, прямо сейчас позвоню ему и скажу, что люблю? Это ведь почти правда. Мне действительно, кроме него, теперь некого любить…

Я дотянулась до мобильного, лежавшего на тумбочке. Шестьдесят пять пропущенных звонков. Из них пятьдесят восемь — от Потапова. Нажала кнопку соединения.

— Алина! — раздался возглас Сергея. — Ты почему не отвечала? Я тут с ума схожу от беспокойства! Его голос звучал на фоне веселой музыки и женского смеха. «Сережа, налей мне еще вина», — громко попросила какая-то девушка. Я ничего не успела спросить, потому что связь прервалась — в мобильном села батарея. Я не стала ставить его на зарядку. Так вот, значит, какая у Потапова командировка… Я не просила хранить мне верность, но врать зачем? По-настоящему любящие люди не лгут друг другу. Значит, наша близость фальшивая, придуманная. Одна, совсем одна… Заснутьбы крепко-крепко, чтобы хоть во сне не думать о своем сиротстве. Прошла в гостиную, достала из аптечки пузырек со снотворным. Вместо прописанной врачом одной таблетки вытряхнула на ладонь две. После секундного колебания добавила третью. Теперь точно усну. Только вот надолго ли? Хочется надолго. Когда спишь — боль отступает. Потом посмотрела на свет через коричневое стекло пузырька — наполнен почти на треть. Этого должно хватить, чтобы боль отступила навсегда… Села на пол, высыпала таблетки прямо на ковер, стала торопливо глотать горстями. Лекарство подействовало быстро. Уже спустя несколько минут тело стало наливаться свинцовой тяжестью, окружающие предметы двоиться и расплываться. Мамочка, я иду к тебе! Сознание медленно гасло, как лампы в кинотеатре. И вдруг я увидела маму.

— Как тебе не стыдно! — сердито сказала она. — Обещала мне внуков, а сама… Обманула? «Сергей меня предал…» — неповоротливо шевельнулась мысль.

— Не разобралась и делаешь такие выводы. Ты неправа, Алиша…

С трудом дотянулась до телефона, стоявшего на журнальном столике. Кажется, смогла набрать 103. Кажется, мне удалось произнести адрес и прошептать: «Я умираю». А потом свет погас, и стало темно.

Ноябрь. Дата неизвестна, время неизвестно. Над головой незнакомая лампа в пыльном плафоне, на окне — решетка. Пробую пошевелиться, но не выходит. Меня парализовало? Делаю еще одну попытку встать, но запястья и щиколотки пронзает острая боль. Нет, не пронзает, а скорее обнимает — не слишком сильно, но ощутимо.

— Чего дергаисси? — грубо говорит тетка в грязном белом халате. Из-под халата видны ноги в спортивных штанах и пляжных резиновых тапках.

— Раз привязали, так и лежи спокойно. А станешь рыпаться, серу вколют!

Серой пахнет в аду. Значит, я умерла и уже попала в пекло.

— Вы — черт? — прошептала я.

— Накачаются разной дрянью, а потом им черти мерещатся, — ворчит тетка и уходит. Почти сразу же возле меня появляется пожилой мужчина. Он тоже в белом халате, но накрахмаленном и ослепительно чистом.

— Очнулась наконец? — приветливо улыбается он, наклоняясь.

— Где я? — тихо спрашиваю я его.

— Вы в больнице.

— В психушке, да?

— В областной психиатрической клинике №1. Вас привезли с передозировкой седативным препаратом. Врач «скорой» сказал, что нашел пустой пузырек с. Решили уйти?

— Развяжите меня, — попросила я. Врач расстегнул резиновые крепления на руках и ногах. — Можно мы поговорим не здесь?

— Если сможете идти, прошу ко мне… — кивнул доктор.

Когда мы оказались в его кабинете, он опять повторил вопрос:

— Почему вы не хотите жить?

— Хочу. Просто я много ночей не спала и случайно переборщила с дозой.

— Это  правда?  — было отчетливо видно, что он мне не верит.

— Нет, — я опустила голову. — Но это была минутная слабость. Больше такого не повторится.

— Бригада «скорой» привезла мне ваш мобильный. Я его зарядил, чтобы связаться с родственниками. Нашел в меню номер вашей матери, несколько раз звонил, но ее телефон отключен.

— Мама не ответит. Она две недели назад умерла…

— В вашем мобильном очень много пропущенных звонков от некоего Потапова. Кто он вам?

— Всего лишь друг.

— А он говорит — жених. Узнав, что вы в больнице, сказал, вылетает ближайшим рейсом.

В эту минуту дверь распахнулась, и в кабинет вбежал Сергей:

— Аля!!! Дуреха, что же ты творишь?! — он приподнял меня со стула, сгреб в охапку. — Доктор, можно я заберу ее отсюда? Если нужно, расписку напишу!

— Алина Викторовна сейчас в таком состоянии, что с ней постоянно должен быть кто-то рядом.

— Я от нее на шаг не отойду!!!

— Ладно, выпишу, но под вашу ответственность… — согласился доктор и улыбнулся.

Два года спустя. Ноябрь, четверг, 9:16. Мои мужчины спят. Сергей большой уснул прямо на стуле, положив голову на подоконник. Новорожденный Сережа-маленький — в кроватке. Мама, правда, он красивый? Я думала, что никогда не смогу стать счастливой, но… Впрочем, что я тебе рассказываю, ты ведь и так все видишь, знаешь и понимаешь. С внуком тебя, мамочка!

Post Author: admin