Как я ждала у моря погоды

Самое смешное и обидное, что он-то здесь и ни при чем. Я сама сочинила эту трагедию и сама же ее разыграла — в одном лице…

А он просто продолжал жить, как раньше. С аппетитом жеван бутерброды, запивая сладким чаем, ходил на работу и засыпан под телевизор. Иногда, может быть, мог случайно вспомнить меня, услышав вдруг мое имя в толпе, — но не более того. А в это же время на  другом конце страны, за полтысячи километров, разыгрывалась одна из самых масштабных драм в моей жизни, и он был главным действующим лицом, хоть даже не догадывался об этом. — Девушка, вы стоите в очереди? — раздраженно спросил меня женский голос. Я вздрогнула от неожиданности, словно очнувшись.

— Да-да, стою…

— Ну так продвигайтесь вперед, чего заснули! — тетка бесцеремонно подтолкнула меня в спину. — Касса скоро закрывается, а у меня в семь поезд.

Я машинально сделала пару шагов и снова ушла в воспоминания. Теперь я знаю, что могу считать себя самодостаточной личностью. Еще бы, влюбиться в мужчину по самые уши, узнать, что он имеет семью и •  найти в себе силы, чтобы самой его бросить.

Просто я зациклилась на мыслях о нем. Когда села в поезд, который должен был умчать меня далеко-далеко, я была уверена, что чем больше будет между нами километров и часов, тем быстрее получится выкинуть его из головы. Но не тут-то было. Всю дорогу меня не покидаю ощущение чего-то забытого — что и говорить, с моей несобранностью я часто забывала самые нужные, а иногда и совершенно не нужные вещи в неожиданных местах. Приехав домой, первым делом проверила чемодан. Все было на месте. Целый день я ходила задумчивая и серьезная, вспоминая, что могла забыть, поскольку в том что я что-то забыла, сомнений уже не оставалось. К вечеру поняла: в том городе остаюсь мое сердце.

Он не выходил у меня из головы целые сутки после того, как я в последний раз видела его на стоянке такси. Еще сказан: «Увидимся вечером», а не этими ли славами обычно заканчивается последняя встреча? Я быстро пошла к машине, не оборачиваясь, а на следующий лень уехала. Уехала, оставив Свое треклятое сердце там, откуда бежала. За полтысячи километров. Рядом с ним. Как же мне жить без него?

— Ты ведь сразу знала, что это просто курортный роман, — сказала подруга Инна, подливая мне в бокал красного вина.

— Ну, в общем, да. Но мне и в голову не приходило, что могу влюбиться, — отрешенно посмотрела в окно. — И уж точно не думала, что он окажется женатым.

Я нашла его страничку в соцсети в тот же день, когда вернулась домой. С экрана монитора улыбался он, держа в объятиях красивую смеющуюся девушку, которую когда-нибудь сделает несчастной. На другой фотографии их было уже трое.

— Столько времени уже прошло, а ты все продолжаешь страдать. Тебе надо отвлечься, — посоветовала Инна. — Съезди куда-нибудь на выходные.

И тогда, в ту самую секунду, я вдруг поняла, куда именно надо поехать. Я должна вернуться туда, в этот приморский город с криками чаек и зычными гудками прибывающих в порт пароходов. В город, на узких мощеных улочках которого он целовал меня в соленые от морского воздуха губы. Мне надо попрощаться.

— Билет до Одессы на сегодня и обратный на воскресенье, пожалуйста, — сказала я, подойдя к окошку кассы.

В поезде было пусто, тихо и скучно — совсем не так, как пару месяцев назад, когда шумные и захмелевшие отдыхающие возвращались домой, везя с собой запах моря, коричневый загар, вяленых бычков и крупный синий виноград, который упруго лопался во рту, выпуская терпковатый и сладкий сок. Однако в купе был кто-то еще — на противоположной полке лежали дорожная сумка и мужская джинсовая куртка. Я расстроилась: хотелось ехать в одиночестве, пить горький черный чай, смотреть в окно и без устали жалеть себя, такую несчастную.

— Здравствуйте, — негромко поздоровался кто-то, и я обернулась на голос. Парень стоял в дверном проеме, словно стеснялся зайти без приглашения, будто это тесное купе было моим домом, а он лишь гость. Высокий и слегка сутулый, но будь он даже горбуном из Нотр-Дама, я не заметила бы: настолько притягивали меня его глаза. Глубоко посаженные, теплого янтарного цвета, они одновременно и контрастировали, и гармонично сочетались со смуглым оттенком кожи и шевелюрой густых светло-русых волос.

— Здравствуйте, — ответила сухо. — Что же вы такой нерешительный? Входите.

— Спасибо, — закрыв дверь, попутчик остался стоять в проходе. — До Одессы?

— Да, — мне хотелось создать впечатление женщины, уверенной в себе, поэтому спрятала грусть поглубже. — А вы?

— Нет, я раньше выхожу — в Раздельной. У меня там родители живут, — он сел напротив и посмотрел на меня, слегка наклонив голову вбок. — Давайте знакомиться. Я Миша.

— А я Лиза.

— Красивое имя.

— Обычное,- сказала я и отвернулась к окну, показывая ему, что не намерена продолжать разговор.

Однако парню явно не хватало собеседника. И он начал говорить. Рассказывал о том, как все лето путешествовал по стране, научился играть на смешной трехструнной гитаре. Что как-то уснул на автостанции в ожидании автобуса, и у него украли сумку. Что какие-то добрые люди приютили его у себя на ночь, а наутро сумка обнаружилась, и все было в целости. «Может быть, они увидели, что именно я снимаю, и потому вернули камеру», — пожал плечами, а я вдруг не удержалась и спросила: «И что же вы снимаете?» И он показывал мне записи, на которых я увидела войну, затянутые черным дымом небеса. Увидела ребят — молодых, но с лицами стариков.

— Многих из них уже нет, — сказал глухо. Я посмотрела ему в глаза. В них сквозила боль — настоящая, искренняя. И мне вдруг отчаянно, до ломоты в костях захотелось его обнять… А потом я почему-то начала рассказывать ему о себе: про работу, от которой устала, про то, что прошлой зимой сломала руку, а вот недавно, пару месяцев назад, съездила на море и снова туда возвращаюсь…

— Зачем? — недоуменно спросил он. — Тебя кто-то там ждет?

— Нет,- ответила я.- Никто.

И когда моя голова наконец коснулась

подушки, за окном уже бледнели пролетающие мимо фонари, а буквально через пару секунд меня разбудил проводник. В купе больше никого не было.

— Мы что, уже проехали Раздельную?

— спросила я, чувствуя, как сердце отчаянно ухает в груди.

— Конечно, проехали. Через пять минут Одесса, собирайтесь.

Город встретил меня блеклым солнцем, светившим натужно, словно из последних сил, а уже через пару часов его сменил мелкий дождичек. Я сняла номер в той же гостинице, где жила летом, приняла душ и отправилась гулять. После дождя стало совсем прохладно, и я подумала: «Хорошо, что взяла куртку». А еще захотелось чего-то даже не согревающего, а горячительного… И я зашла в кафе.

— Рому, пожалуйста. Нет, без льда. Люди теперь не гуляли по бульвару, а все больше спешили. И лица у них стали хмурые, озабоченные. А море… Море было таким, что теперь к нему не хотелось подходить, — серое, холодное, неприветливое. И я вдруг расплакалась прямо в кафе, тихонько, чтобы не видел никто, вытерла щеки салфеткой и почувствовала облегчение. Словно боль вышла из души вперемежку со слезами. А ночью мне приснилось, будто я снова еду в том же купе. Что вижу сквозь полуприкрытые веки, как Миша тихонько собирается, потом долго смотрит на меня и пишет что-то на салфетке, которая лежит на столике. Затем застегивает молнию на куртке и выходит.

— Не уходи,- хочется сказать мне, но не получается разомкнуть губ. Проснувшись, произношу это уже наяву… Перед отъездом снова иду к морю — попрощаться. Погода ненастная, и оно так же неприветливо: равнодушно прибивает к берегу грязную серую пену, ветер треплет волосы. Подхватываю сумку и спешу на вокзал — сесть в поезд, который увезет меня назад в привычную жизнь.

А там на перроне уже стоит он и улыбается, щуря свои янтарные глаза.

— Так и знал, что ты не заметишь номер телефона на салфетке. Хорошо хоть запомнил, когда ты должна возвращаться.

Post Author: admin