Сколько себя помню — всегда, когда я гостила у деда, он меня водил в парк. Парк этот большой, по сути — лес. И расположен в нем большой. Раньше был академией, а дед мой там преподавал на одной из кафедр. Но подлинным его увлечением, граничащим с почти помешательством, были птицы. Он знал их всех, различал на слух десятки голосов, отличал до самой глубокой старости оттенки оперения и периоды гнездований. Стоит ли говорить, что я тоже увлечена была птицами с детства? После окончания института уехала по распределению в маленький городок, где отработала почти десять лет. Городок был тихий, с запахами яблок осенью и шумом талой воды весной. Стоял он в лесном краю, на берегу небольшой реки. Закатное солнце золотило купола маленьких церквей, и кружили над колокольнями галки. Там, возле церкви, и встретила я своего будущего мужа. Он шел и… считал ворон, ворча, когда они перелетали с места на место. — Девушка! Не спугните, я их считаю! Ворон! Не пробовали? На самом деле — очень увлекательное занятие. Вот смотрите — они ведь все разные… Так мы познакомились. Не раз и не два уезжали в лес — слушать птиц. А уж птиц в окрестностях было множество. Вскоре мы поженились, а там и сын родился. Помню, как к нему в окно прилетали снегири и синицы. Особенно он радовался лазоревкам и звонко, заливисто смеялся, глядя на пушистые от снега подоконники.
А потом Славочка простудился и заболел. Лечили мы его долго. Весна шла тяжело и мутно. Слава болел и выздоравливать не собирался. Мудрая Ева Борисовна, наш участковый врач, сказала, глядя поверх толстых очков:
— Лизонька, вам нужно менять климат. Легкие вашего Славочки не для наших зим.
— А куда? К морю?
— Не обязательно. Можно просто южнее — вы ведь из Киева? У меня там до войны родные были и тяжело вздохнула — вот и уезжайте. Город чудесный, теплый. Так мы были вынуждены круто изменить жизнь. Я созвонилась с мамой, объяснила ситуацию. Мама сказала:
— Что ты! Профессорская квартира деда вас ждет, места на всех хватит! Приезжайте, конечно!
Варианты обмена квартиры не искали — квартира была заводская, мы ее просто сдали. Вещи отослали контейнером и, не задерживаясь более ни дня, сразу улетели. В день отлета шел дождь. Обломки сугробов и льда жались по углам вокруг маленького аэропорта, и самолетик натужно пробивался сквозь плотные облака. Уже в большом аэропорту мы пересели в лайнер до Киева. Он встретил нас солнцем и теплом. Весна в Киеве — это особое время, и Славик выздоровел буквально на глазах. А как пели птицы в старом возле «Университета»! Мы потихоньку обживали мой родной город. В нем многое поменялось, но он был все так же прекрасен.
Вскоре у нас родилась доченька, голубоглазая Машенька. Выезжая в лес, или на море, или еще куда-нибудь, мои дети учились слушать голоса природы, голоса птиц.
Прошло много лет. Они выросли, разлетелись из гнезда. В квартире стало пусто и тихо. Ночную тишину нарушал только бой старинных часов да скрип паркета под ногой моего мужа, когда он выходил по ночам из спальни.
Кот, проживший с нами почти пятнадцать лет, в один из приездов на дачу куда-то ушел — говорят, так уходят кошки, чтобы не огорчать своей смертью хозяев. И в доме стало совсем пусто. Тут я и вспомнила свое увлечение птицами и решила завести в доме… канарейку. Точнее, кенара — они певучее. Пришлось перелопатить гору литературы.
Искать клетку, думать, где ее ставить, выполнять все советы кучи книг по канарейкам… Оказывается, где только не держали этих удивительных птичек! А ведь была открыта и еще одна удивительная особенность канареек: поразительная чувствительность к газу. И они стали спасать людей. Их брали с собой в забой шахтеры: как только птице становилось «плохо» от появившегося в воздухе газа, у людей еще оставалось время покинуть шахту до взрыва.
Муж вспомнил, как еще в послевоенные годы клетку с канарейкой можно было часто увидеть в различных химических лабораториях. И вряд ли можно точно узнать, сколько спасенных жизней на счету у этой птахи. Так у нас в доме появился певчий кенар. Нарушая стереотипы, он был не желтым, а серо-зеленым. Но каким же оказался певучим! Клетку для него обустраивали все вместе — я, муж, дети, внуки. Привешивали поилки, кормушки, освобождали место для питомца. Назвали птицу Васей.
И вот кенар совершил свой первый полет по комнате, гордо озирая владения. Вскоре он свободно летал по всем комнатам, даже вылетал на балкон — но окна были застеклены, и дальше балкона Васе улететь не удавалось. Как-то мы собрались всей семьей на дне рождения мужа. Было шумно — пришли его коллеги, друзья, шумели дети. Однако Вася не робел и лихо крутил свои петли над головами собравшихся. Только вот как-то странно он их крутил. Кривовато. Первым эту странность заметил наш сын Слава.
— Мам, а что с птицем? Странно он как-то крутится — вроде как гироскоп с резьбы слетел. Я присмотрелась — да, и в самом деле странновато. Но, полетав по комнате, кенар спокойно вернулся в клетку, устроился на жердочке и уснул, как птиц-младенец. Утром летал как ни в чем небывало. Следующий такой странный полет был на моем дне рождения — те же непонятные пируэты, те же ошибочные посадки. В какой-то момент Василий врезался в хрустальную горку, да так, что звон пошел по комнате. — Мам, смотри — Слава опять проявил наблюдательность — он снова странно летает.
— Да, мам, как будто пьяный в стельку, — засмеялась Машенька.
— Да ну, пьяный! Скажешь тоже! Может, ему шум мешает?
Но дети оказались наблюдательнее нас — они заметили, как Вася приземлился на край бокала и… сделал несколько глотков вина. Мы поначалу не поверили своим глазам — птицы-алкоголики? Но, как выяснилось, птица — тоже человек, и ничто человеческое ей не чуждо. Кто-то вспомнил историю, как в далекой африканской стране советские военные советники спаивали попугаев-жако и провозили их в СССР в маленьких картонных тубусах, кто-то рассказал, как пьяные попугаи веселили всех офицеров. Мы, признаться, от таких новостей сами чуть не протрезвели. Но потом просто поняли, что немного радости и птичке полезно. Правда, в меру.
