Ошибки молодости

Этого могло не случиться еще долго, если бы се жизнь была другой. Теперь я это понимала. Как  же поздно приходит раскаяние… Мне понадоблюсь пройти ад чтобы понять, как я любила бабуин (осознать, сколько горя ей принесла. Лара — кто-то дернул меня за рукав.

Конечно; вины твоей достаточно, но ты ведь и самая все понимаешь, Ларочка! Не понимала бы, не пришла бы сегодня. Просто я считаю лишним осуждать тебя. Свое ты уже получила, жизнь побила крепко. Да, и не мое это дело — судить. Вот и Ниночка так думала. Добрая она… была, — глаза тети Веты заволокло слезами. Женщина шумно вздохнула, загоняя боль и слезы поглубже. — Главное, деточка, теперь другое. Как ты дальше будешь жить, вот что сейчас важно.

— Не знаю. Мне очень страшно. Боюсь, что я…

— Лара, это касается не только тебя. Ты знаешь, о чем я, — от этих слов я еще ниже опустила голову.

— Знаю. Но не представляю, что могу ей дать, с моим-то прошлым. А вдруг она станет такой же?

— А вдруг нет? Разве это болезнь какая? Просто Ниночка была мягкой и, несмотря на то что жизнь ее толкала в самое пекло, наивной. Но ты ведь все знаешь и сможешь предотвратить.

— А если это действительно болезнь такая? Вдруг у нас — у матери моей и меня какой-то гнилой ген?!

— В любом случае попробовать стоит. Не узнаешь, пока не попробуешь. А может, ты думаешь, что Асеньке будет лучше в детдоме, среди чужих людей?

Вот и прозвучало это имя… Пока его не произнесли вслух, я уговаривала себя, что меня это не касается. Но это «Асенька» остановило кружение моих мыслей, и я задохнулась от реальности, которая будто наступала на меня со всех сторон. Асенька… Моя дочка…

— Может, и лучше, — глухо ответила, боясь поднять глаза на тетю Вету.

— Нет, Лара, не лучше, — резко опровергла она мои слова, но в голосе все так же не было осуждения, только желание объяснить, достучаться. — Асе нужна мама, нужна ты. И у тебя появится шанс исправить свои ошибки. Я не буду давить на твою совесть, рассказывая, что испытывают дети, которых бросили. Как им живется на подачках государства, какие испытания готовит такая жизнь. Не буду! Как Ниночка никогда никого не поучала и не попрекала, так и я не стану! Да тебе об этом и говорить не надо, сама столкнулась с нашей системой. Поэтому скажу о том, что важно для тебя. Повторяю: это твой шанс все исправить! Я молчала, не зная, что сказать.

— Ты посиди тут, детка, подумай. С бабушкой попрощайся. Может, ее душа тебе что подскажет. Я верю, она еще здесь, с нами. Асенька поживет пока у меня, а дальше — как решишь: или заберешь ее с собой, или… — старушка не договорила, но мы обе поняли, что она имела в виду. Тетя Вета поцеловала бабушку в лоб и, вытирая слезы, вышла, тихонько закрыв за собой дверь. Покачиваясь на стуле,  я неотрывно смотрела на свою бабулечку. Она, оказывается, была такой  маленькой… И как ей удалось выдержать все удары судьбы?! Хотя нет, не удалось… Сломалась под конец… И в этом была виновата я. Мой отказ от дочки добил ее окончательно. Только теперь, глядя на ее восковое лицо, я поняла, сколько всего натворила. И ведь никогда не слышала ни упрека, ни угроз. Все тихо, тихо: «Справимся, внучка». А внучка подвела. Сначала ее дочка, потом внучка. Сил просто не осталось… Маму свою я почти не помню. Нет, что-то осталось в памяти — пьяные дебоши, крики, скандалы. Всплывали и другие воспоминания, другой мамы. Вот она читает мне сказку, наклоняется и целует, желает спокойной ночи. Еще — как мы гуляли в парке и в шутку за сладкую вату, потому что обе ее очень любили. А потом мама вдруг стала злой, раздражительной, срывалась на мне, запиралась на кухне. Как-то я встала ночью в туалет, увидела полоску света из-за двери и вошла. Мама сидела за столом, тяжело навалившись на него, а рядом была бутылка. Вокруг витал тяжелый, неприятный запах, и я чихнула. Она повернулась, глянула на меня. Смотрела долго, молча, а потом сказала:

— Не нужна ты ему, Ларка. Значит, и мне не нужна. Пошла вон!

Я ничего не поняла, но жутко, до ужаса испугалась. Стало так страшно, что я не могла сдвинуться с места. Я маму такой никогда не видела и не знала, что делать.

— Чего стоишь? Пошла, говорю, вон! — она встала и замахнулась на меня. Вскрикнув, я кинулась из кухни и побежала в комнату к бабушке.

— Бабуля! Бабуля! — я прыгнула на кровать и начала тормошить ее. — Там мама!

— Что? — спросила сонная бабушка.

— Маму подменили! Это не она, а злая ведьма в нее вселилась!

Бабушка вздохнула горько, притянула меня к себе и сказала:

— Правда, Ларочка, подменили. Потом она встала и пошла на кухню, сказав мне, чтобы я носа из комнаты не высовывала, но я не послушалась и тихонько пошла за ней. Стоя в коридоре, с ужасом слушала, о чем они говорили.

— Вера, опомнись! — просила бабушка. — Зачем на ребенке злость срываешь? Она в чем виновата? Живи дальше, воспитывай дочь. Жить тебе есть где и есть на что. Я пока еще в силах, помогу. Что ты так убиваешься из-за мужика?!

— Да что ты понимаешь?! — грубо крикнула мама. — Сама прожила без мужа и меня учишь? Хватит! Не хочу я быть такой хорошей, как ты! Моя жизнь!

— Не только твоя, — сказала бабушка. — Когда Ларочка появилась, в тот момент и стала жизнь не твоя.

— А я и не хотела этого, — со злостью зашипела мама. — Кто мне в уши зудел: «Рожай, рожай». Я родила, и что? Он меня все равно бросил!

— А я что, говорила для Павла твоего рожать? Я дитя сохранить хотела!

— Вот и забирай себе это «дитя», — передразнила ее мама. — А меня оставь! Они еще долго ругались, говорили непонятные слова, но сон сморил меня, и я побрела к себе, а утром бабушка К сказала, что мама уехала  далеко-далеко… Больше я ее не видела. Потом «добрые» люди доложили, что мама меня бросила. Рассказали, как она спуталась с женатым мужчиной и пыталась разбить семью, родила меня, но тот (мой отец) не стал разводиться. Оказывается, местные кумушки были в курсе ее долгого романа, который длился десять лет. Мне даже хотели дать адрес отца, но я отказалась. Услышанное поразило меня, но зато теперь все стало на места — и шепот за спиной, и обидные прозвища, значения которых я долго не понимала, и нежелание ребят во дворе дружить со мной…

Я почему-то винила бабушку. Думала, она виновата, что мама бросила меня. Теперь-то больно даже вспоминать, как я вела себя тогда… Назло ей начала курить, выпивать, связалась с блатными пацанами. Мне было всего пятнадцать. А потом в нашем доме случилось событие — вернулся из тюрьмы Славка. Я плохо его помнила, для меня он был слишком взрослый, хоть и разница у нас была в девять лет всего. Он сразу стал грозой местной шпаны. Его уважали и боялись. Говорили, что сидел за убийство, но полностью вину не доказали, и срок оттого был не такой большой.

— Эй, молекула, сгоняй за пивком, — сказал он мне, подойдя к нашей компании. — Ты же Ларка, да?

— Да. И что? — нагло ответила я.

Мне хотелось произвести на него впечатление. Он был красив какой-то хищной красотой — черные брови и такие же глаза. Когда смотрел на меня, казалось, что я проваливаюсь в темноту.

— А то! Сгоняй, говорю!

— И не подумаю! Я тебе не служанка. Все вокруг мгновенно затихли. Никто не позволял себе так говорить с ним, но я ошалела от собственной смелости.

— Вот как? — Славка зло прищурился и подошел ко мне. Я испугалась, что он меня ударит. — Ладно, пусть Витька сбегает, кинул деньги щуплому парню, и тот с готовностью припустил в магазин. Слава сел рядом со мной и положил руку на плечи. Вот так, без лишних церемоний и ухаживаний я вдруг стала считаться его девушкой.

Бабушка, конечно, была в ужасе.

— Ларочка, он уголовник! Я не вешаю на него клеймо из-за этого, каждый может в жизни ошибиться. Но он темный человек. И убийство то… Оно ведь было. Доказать не смогли, но он убил, я знаю. Он не жалеет людей и тебя не пожалеет.

Но кто станет слушать бабушку в пятнадцать лет?! Я влюбилась со всей подростковой страстью и мощью первого настоящего чувства. Слава был для меня героем. И то, что в статусе «его девушки» меня никто больше не обзывал, только добавляло ему очков. Мое падение началось с того момента, когда я по просьбе Славки вынесла из магазина бутылку водки, пряча ее под свитером. Он сказал, что это его бунт против системы, которая повышает цены так, как вздумается, а значит, в знак протеста он будет воровать. Кража выглядела для меня не преступлением, а героическим поступком. Почему я не задумалась, что его героизм исполнялся моими руками?.. Потом его «бунт» коснулся студентов престижных вузов, у которых он отбирал мобилки (тогда они были еще роскошью), потому что «жизнь несправедлива, Ларка, и надо делиться!» Я была всегда рядом и верила, что мы делаем что-то важное. И когда через три года забеременела, то отчаяние было не от этого факта, а потому, что я целых полгода не могла ходить с ним «на дело». Бабушка уже давно ничего мне не говорила. Я была глуха, слепа и влюблена. Родившаяся так некстати Анастасия никак не тронула мое сердце. Ну, дочка и дочка. Зато, как только я отошла немного от родов и бросила Асю на бабушку, тут же отправилась со Славой в очередной «поход за справедливостью». Конечно, я уже понимала, что  мы никакие не герои, а  обычные преступники, но мне нравилась такая жизнь — опасная, тревожная, сытая (денег было достаточно). Когда нас повязали, словно очнулась… Как я могла допустить, чтобы на моих глазах убили человека?! Что со мной?! Да, это получилось случайно, никто не планировал убийства, но я видела глаза Славы, когда он это делал… Права была бабушка, он никого не жалел. Кража квартиры бизнесмена обернулась его смертью. Зачем этот человек внезапно вернулся домой? Мы не ожидали, надо было что-то делать, и Слава сделал… Толкнул хозяина квартиры на стеклянный стол. На суде клялся и божился, что так получилось, но я видела, что задумал мой парень. Стол разбился, осколки порезали жертву, а Слава… Он подскочил, схватил кусок стекла и воткнул в сердце несчастного, пригрозив, что сделает так и со мной, если я расскажу об этом. Суд был недолгим. Слава настаивал на непреднамеренном, но ему дали по полной, учитывая былые «заслуги», не помогло и мое молчание. Меня пожалели и посадили на шесть лет, потому что молодая мать и первый привод. Спасибо бабушке, это она таскала трехмесячную Аську на все заседания. В тюрьме было несладко, но я выдержала и (даже странно) будто очистилась, хоть и находилась в самом грязном месте. Бабушка иногда навещала меня, но мы почти все время молчали во время свиданий. Она не знала, что сказать, а я не знала, как попросить прощения. Потом свидания стали реже и вовсе прекратились. Зато я регулярно получала письма, и через пару лет в них начали появляться детские каракули дочки. Бабуля думала, что мое сердце растопят смешные послания ребенка, и я прозрею. А я давно уже прозрела… И поняла, что любовь к малышке не позволит мне поломать ее жизнь. Решила (бог судья, как тяжело далось мне это решение!), что Ася не должна быть рядом со мной. Я не дам ей нормальной жизни. Чтобы ее обзывали дочкой уголовницы? Люди-то «добрые», сама знаю. Обязательно донесут, как мне когда-то. С такими заготовленными мыслями я вернулась из тюрьмы. Чтобы не передумать, сразу выложила свое решение и, даже не попрощавшись с дочкой, ушла. Но все же не выдержала, на пороге остановилась и оглянулась. Бабушка не двигалась.

— Прости меня, если можешь, — сказала ей.

— Я вас не брошу, найду работу, буду помогать деньгами, но жить вместе с Асей не могу…

— Как решила, так и будет. Твоя жизнь. Твоя дочь,- бабушка закрыла лицо руками.

Я сдержала свое слово: помогала, иногда забегала к бабушке, но старалась делать это, когда Ася была в школе. Моя первоклашка хорошо училась, была послушной и доброй девочкой, как рассказывала бабуля. Но однажды я едва не столкнулась с ней, когда дочка возвращалась из школы, и с тех пор больше не заходила домой. Так прошло еще два года. Я жила тихо, работала, где придется. С такой биографией трудно найти работу, но мне везло, и я сама хваталась за все, чтобы дочка и бабушка не знали нужды. А однажды ночью меня вдруг пронзила страшная тревога. Я вскочила с кровати и забегала по комнате. Сердце гулко стучало, словно чувствовало — случилось что-то ужасное… На следующее утро я пришла к бабушке и увидела, что дверь квартиры открыта, туда-сюда ходят люди, и… все поняла. Бабули не стало… Тетя Вега увидела меня, перепуганную, в коридоре у лифта. Подошла, обняла и провела к бабушке. Сказала, что Ася пока у нее. Я вошла и боялась приблизиться. Бабушка выглядела такой спокойной. Привычная складка на лбу от горестных мыслей и тяжелой жизни разгладилась, черты лица успокоились… Когда я поднялась со стульчика у гроба, то с удивлением обнаружила, что просидела там четыре часа. Столько времени мне понадобилось, чтобы вспомнить свою непутевую жизнь, осознать ошибки и принять решение. Я позвонила в дверь тети Веты.

— Ну что? Уходишь? — спросила она.

— Ухожу, — ответила тихо и увидела, что тень пробежала по ее лицу.

— Я сообщу тебе, куда отправят Асю. .

— Не нужно. Я… заберу ее с собой.

Тетя Вета вскрикнула, порывисто обняла меня, а потом крикнула радостно:

— Асенька, детка! Выйди! Мама пришла!

Из комнаты показалась дочка. Она сильно выросла, стала немного угловатой. Все-таки восемь лет, уже появились черты подростка. Только смешные хвостики выдавали в ней ребенка. Она топталась на месте.

— Ася, так вышло, — сказала я, присев перед ней. — Понимаешь? — она кивнула. Дочурка была такой взрослой! — У нас все получится. Помоги мне только немного, хорошо? Я хочу исправить все свои ошибки…

Post Author: admin